Что такое хунта? Согласно всезнайке-Википедии – власть военных, установленная в результате переворота. Можно ли это отнести на счет России? Если подходить строго академически – вряд ли. Любой более-менее грамотный обществовед, которых ныне именуют политологами, найдет десятки формальных отличий, начиная с самого главного – очевидного факта переворота. То есть насильственного захвата власти, начиная с «почты и телеграфов» и заканчивая концлагерями для репрессированных.
Поэтому термин этот в российских СМИ употребляется редко. А если и используется, то как правило в словосочетании «чекистская хунта», что сильно увеличивает его «легитимность». Ведь сама специфика определения, в которой движущей силой являются спецслужбы – тайные «рыцари меча и кинжала», придает и действиям, связаным с захватом власти, особый характер – скрытый, заговорщеский, не одномоментный , а ползучий. В то же время, название это отражает и особенность состава движущей силы – чекистский клан, взявший под свой контроль и политику, и бизнес.
Именно этим российская «хунта» (беру для научной деликатности в кавычки) отличается от классической – военной. И является, пожалуй, уникальной. Потому что экспромтом трудно вспомнить, где и когда появлялось нечто подобное? Ведь даже власть Гитлера опиралась больше на армию, чем на охранку: гестапо боялись все, но все же оно с опаской трогало офицеров, тем более- высшего ранга. Хотя, конечно, параллели напрашиваются.
Но это опять же параллели не строго политологические, а, скорей, внешне стилистические. Примерно такой же глубины и характера, как смешивание в единое целое красной и коричневой краски, когда фашизм трактуется как разновидность «социализма» на основании почти зеркальной внешней схожести – начиная от конструкции институтов власти и заканчивая технологиями пропаганды и эстетикой культурных эталонов. Это гениально изобразил Ромм в своем «Обыкновенном фашизме».
Иными словами, тут имеет место некое «художественное» преувеличение, реакция вкуса, с признанием, однако, что все-таки краски разные. Но сам факт их смешивания свидетельствует об очень близком родстве.
С такими оговорками, видимо, и можно говорить о хунте применительно к России.Помимо уже упомянутого различия по движущей силе и способу прихода к власти, она имеет и свою характерную эстетику, отражающую вкусы среднестатистического персонажа электората.
Ее в гротескной, но вполне проходной для нынешнего состояния публики форме, только что выразил генерал Золотов в своем видеобращении к Навальному. В принципе в нем есть все главные акценты этого вкуса. А именно: а) разбор по понятиям вместо закона; б) уважение к силе и презрение к «болтовне»; в) деление на «своих» и «чужих»; г) культ вождя, «пахана», всякая критика деяний которого квалифицируется как измена...
Этакая простая и понятная «пацанская мурость», романтизированная образами детской подворотни. Ее притягательность для общества, в котором тюрьма глотала и выплевывала людей миллионами на протяжении десятков лет, тонко уловил и сразу же взял на вооружение тот, кому была уготовлена роль «короля». Одной из особенностей такой стилистики является ее сильный эмоциональный аспект. Искать рацио, здравый смысл, просчет последствий в действиях, движимых «пацанческой мудростью», порой бывает бессмысленно, потому что их мотивом является раздражение, личная месть, желание покуражиться, попугать, в том числе и нелогичностью и непредсказуемостью поступка. К примеру, шоу с Петровым/Бошировым вполне может быть из этого ряда. Объяснить весь этот бред в категориях расхожей логики затруднительно. Но если предположить, что здесь просто злорадно демонстрируется сила и безнаказанность, тогда более-менее все раскладывается по местам.
Диалектика мягкого и жесткого
Фундаментальный вопрос, который возникает при характеристике нынешнего режима, как и почему в нем совмещаются, казалось бы, несовместимые вещи. Абсолютный контроль над силовыми ведомствами, позволяющий расправляться с инакомыслием при молчаливом согласии большинства. И наличие островков «буйства демократии» в качестве отдельных, все еще легальных СМИ и оппозиционных политических центров.
Объяснить это только лишь желанием «хунты» сохранить элементы демократического фассада, Потемкинскими деревнями, рассчитанными на дурачков, вряд ли убедительно. В конце концов, с помощью пропаганды национальной исключительности, патриотических скрепов и разжигания обиды на окружающий мир, который не хочет это признать и тебя любить, вполне можно было бы еще плотней сомкнуть ряды, избавившись от инородной «шушеры». Стараниями добровольных геббельсов киселевско-соловьевского толка, общество вполне созрело для жизни в стиле чучхе – сильнейшей изоляции, которая льет своеобразны мазохисткий елей на ощущение особости и исключительности. Власть нынешнего клана многократно могла убедиться, что расправа с тончайшим слоем «либерастов» прошла бы под солидарное улюлюканье толпы. Ведь даже опросы, проводимые «Эхо Москвы» или «Дождем» на улицах (а не голосованием, когда имеешь дело со «своими» ) ярко свидельствуют, что чудовищный по своей топорности штамп «все кто не с нами – агенты госдепа» -вполне усвоен «широкими народными».
Однако, многое становится понятным и логичным, если исходить из версии, что сохранение демократического фассада в интересах правящего клана необходимо не только для отмашки. Оно требуется и по существу. То есть, потакая левизне, ностальгиям по социализму хотя бы во внешних его проявлениях, иллюзиям о возвращени к прежним – распределительным порядкам, нынешние хозяева жизни сами этого не хотят . И к такого рода откатам не стремятся. Ибо тот социально-экономический строй, который они создали – это капитализм. Но не обычный, привычный, а родной, отчественный . Это – государственный капитализм. Тот самый, который де факто существовал после октябрьского переворота всегда. И в последней фазе своей достиг остроты нелепого, вопящего противоречия, когда правящая элита дефакто распоряжалась всем. Но де юре собственность была «народной». А это означало, что приходилось с народом немного делиться по линии социалки: бесплатная медицина, образование, отдых и т.п. «завоеваниями социализмами ». Именно это несоотвествие формы и содержания и обусловило тот факт, что «капитализм и демократия» были спущены сверху – постановлениями и пропагандой КПСС. И были по существу навязаны обществу, которое поначалу обрадовалось и поддержало «перестройку», потому что нечего стало есть. А партийные боссы преподнесли им рыночную экономику в образе скатерти-самобранки, когда всего станет полно, как на Западе.
Ну а дальше пошло–поехало в духе стихии. Ведь тот факт, что власть сама спустила капитализм, имея все рычаги для присвоения самых лакомых кусков, не означает внутренней гармонии. Она кончается сразу же, как только начинается расхищение и дележка. И хаос начала 90-х породил массу непредусмотренных участников в образе криминала. Да и просто оборотистых людей, которые сумели отодвинуть и облапошить многих партийных функционеров, не привыкших к какой-либо конкуренции. Ну и, конечно, не остались в стороне чекисты. И они показали, кто в доме хозяин. Тягаться с этими - самыми опытными и циничными товарищами (к тому же, организованных в прочный, повязанный кровью аппарат - ЭР), было не под силу никому. Ни партийным бюрократам, ни криминалу. Тем более, когда карта легла столь идеально, что паханом стал свой. Умный, расчетливый, из «пацанов», тонко чувствующий менталитет своего народа.
Спрашивается, нужен ли этим людям социализм? Ответ очевиден: конечно нет. Означает ли это, что они «либералы». Конечно нет. Ибо им нужен клановый капитализм – госкапитализм. Когда как можно больше собственности под личиной государства распределяется без лишних драк и осложнений между «своими». А для «широких народных» тем же самым создается иллюзия отката к социализму. Ведь огосударствление собственности, начавшееся при Путине, позволяет работать на госпредприятиях по привычному найму с фиксированной оплатой, определенной социалкой вместо того, чтобы крутиться, своими умами и риском конструируя индивидуальное будущее.
В чем хунты лихо?
Попутно возникает дополнительный вопрос: не означает ли процесс огосударствления, набравший такие темпы, отката де юре. Ведь если у государства хотя бы 51% - это уже не полное владение. Ответ неодносложный. Да – формально откат. Но чисто фиктивный.
Во-первых, действуя по законам акционерных обществ, участие в таких гигантах, как Газпром или Лукойл, даже на уровне нескольких процентов обеспечивает несметные личные богатства, которым позавидуют западные воротилы. Проблема лишь в том, ерничает в своей песенке Семен Слепаков, как попасть в эти акционерные списки?
Во-вторых, в системе, устроенной по модели клана, а грубо говоря – по понятиям банды, вопросы собственности решаются более-менее полюбовно. И глава ее потому и не растается с властью, что свой среди своих. И последовательно и свято блюдет общие интересы. Не даром же, каждый раз, когда в экономике страны возникает напряг, страдают и расплачиваются мелкота и «широкие народные». А этим помогают из бюджета, зашивая щели.
Мне кажется, что версии политологов, будто бы внутри «хунты» идет звериная драка за богатства, которая способна разорвать ее изнутри, самим своим долголетием доказывает , что они – из области иллюзий. На это можно было бы надеяться при раннем Путине, когда клан еще только формировался, и борьба шла у ворот входа в райское местечко. Но когда он уже сложился , когда его участники друг к другу притерлись и были найдены и всеми одобрены уставы разборок, то общий интерес сохранения статус кво уже надежно гарантирует невынос сора из избы. В конце концов, сильное преимущество чекистов изначально в том и состояло, что они давно усвоили и оценили свойства групповой, если хотите – кастовой сплоченности. И в этом намного превзошли партийно-бюрократических конкурентов..
Госкапитализм тем и отличается от классики рыночной экономики, что нет рынка. Точней, он есть, но функционирует не по его естественным законам. А по понятиям. То есть законам одноразового пользования, указам или просто договоренности в баньке.
Иными словами, модель, взятая в осадке на вооружение «чекисткой хунтой», не либеральная. Но и уж точно – не социалистическая. Ни по тренду, ни по сути. По своему содержанию это во многом уникальное порождение социализма после его развала, в котором частная собственность обрела гибридную форму, вполне капиталистическую по обладанию. Но социалистически-клановую по распределению.
В этой логике выжигание демократического фасада и бессмысленно, и даже вредно. Бессмысленно, потому что общество, принявшее такую модель, в лице «отщепенцев» получает громоотвод для «плохих эмоций». Они, как и враги внешние, работают в пользу «скрепов». А вредно, потому что бизнес в сырьевой экономике держится и процветает на экспорте. Причем не только в доходной части, но и в расходной – в вывозе денег из страны и инвестирование их на личное благо, в выезде детей и семей. А для этого нужно хотя бы для приличия соблюдать видимость демократии. А степень ее распространения и функционирования вполне можно оправдывать тем, что классику не приемлет народ. Смотрите, мол, что позволяют себе все эти «либерасты» – мелют такое, что вам - демократиам - и не снилось. Но много ли желающих их даже слушать?
В сущности, в данной модели нащупан компромисс, конвенциональная договоренность между хунтой и обществом. С одной строны, она базируется, на сохранение патернистских функций у государства (хотя бы в качестве основного работодателя) и связанных с этим иллюзий относительно его социальности («социалистичности»). И возможностью при наличии колоссальных доходов от сырьевой ренты немного делиться с гражданами, обеспечивая определенный рост и и стабильность. Это было совсем нетрудно в контрасте с шоком от диких 90-х, когда государственный пирог рвали на части. С другой стороны, такая модель органично накладывается на реакцию населения, решившего, что капитализм ему чужд по сути, но привлекателен по образу жизни – с изобилием на полках, возможностью ездить за рубеж и отсутствием тотального насилия.
Это в фундаменте. И пока он выглядит достаточно прочным, чтоб развеять иллюзии о своем скором крахе системы.
Владимир Скрипов
